КВИР - Ату!

Ату!

Не смерть - ожидание смерти. Не счастье - ожидание счастья.

Кружит орел, подбираясь, а жертва, заметив, метнется, забиться в щель попытается. Кружит, не спеша - не спугнуть, осторожно.
И - камнем вниз, и - стремительно вверх, торжествуя.
И ты кружишь, подбираясь. Откуда, куда, по походке, по взгляду, одежде.
Одно дело, встретились-разошлись, он и лица твоего, ошарашенный, не запомнил, другое дело - второй раз и третий, все известно, и он готов. А что потом будет - кто его знает.
Кружишь, кружишь, и все бесполезно. Устал, кружа, осторожность твоя притупилась. Уйди, в другой раз со свежими силами.
Кружишь, кружишь, предвкушая и предвкушение унимая. Суеты ловитва не терпит.
Но - вздрогнуло сердце, в руки возьми себя, ведь можешь и обмануться.
Завернул за угол. Подожди. Вынырни - далеко не уйдет, тем более, не торопится. Куда идет? Похоже, в лесок. Жидкий, рощица городская, загаженная. По выходным жрут и ржут, жарят мясо и баб.
Не спеша перегнать, невзначай оглянуться: не богатенький Буратино.
В лесочке сторожка. Замок на двери, но чуть над землей поднять, скрипнув в петлях, откроется. А там - ни темно, ни светло. И видно и не очень стеснительно.
На случай чего путь отхода. Пара минут быстрого хода до улицы, но не бежать! Бежишь - бежишь от чего?
Приблизиться, чтобы не понял, что за ним шел. Следил - значит, опасен. Сигареты. Мелкая купюра. Крупной можно спугнуть!
Ага, закурил, свою зажигалку подальше, и резво теперь - с другой стороны подойти, пока не докурил.
Дыхание - чтобы не сбилось. Лесок, хоть и редкий, но можно случайно наткнуться.
Быстро, быстрей, еще минута - на бег не сбиваться. Не спеша, медленно и вразвалочку. Достать сигарету, пачку выдвинуть из кармана, чтобы просек. Оглядываясь, у кого прикурить, случайно наткнуться.
Над губой густо чернеет.
- Дашь прикурить?
Достает зажигалку, подносит, смущения не показывая.
Теперь - вопросы, вопросы, от нечего делать: курим-то вместе. Первый испуг прошел, слегка напряжен, отвечает нехотя, подражая вопросу. Мол, понятно, все просто так, времяпровождения случайного ради.
Полукивок, мол, пройдемся, покурим.
Клюнул. Двинулся. Вот, и сторожка.
Он: бросил окурок.
Ты: заметил, подошел и затоптал. Куришь, ну, и кури, а окурок затаптывай.
Теперь в точку попасть. Точность нужна безусловная.
- Что куришь?
- Да так...
- Хочешь? - Щелчок пальца по дну коробки.
- Спасибо.
Прикурил, затянулся.
- Возьми! - Пачку протягивая.
- Да, не...
- Если куришь, хотя бы не дрянь.
- Да я так, иногда...
- Ну, и бросай, пока не привык. - "Бросай" - слово нужное, лестное. - Что за избушка?
- Не знаю, может, лесничего.
- Можно зайти?
- Да закрыто.
- Попробуем!
Отодвинув, легким жестом:
- Зайдем?
Входит. За ним, дверь не до конца прикрывая, не спугнуть и снять напряжение:
- Ну как тебе?
Понял: о сигарете.
- Класс!
- На, еще себе купишь!
Поколебавшись, берет.
- Спасибо!
Без паузы, мгновенно, стремительно:
- Хочешь? - глаза к животу.
Молчит.
- Так хочешь? - не придвигаясь.
Мнется, боится. И - не сбежал, не метнулся, но - передернул плечами.
Когда догадался? Не важно! Предвкушение было прекрасно. Теперь - искушение!
Положив себе - не ему! - руку, всей ладонью, однозначно, картинно.
- Подойди.
Полшага робких, согласных, готовых.
И ты - полшага, приближая лицо к дыханию робкому.
Поднимает руки без страха, но еще настороженно. Не обмани, не спугни, нежно, ласково, осторожно.
Дышит слегка учащенно, помогает расстегивать.
Приникаешь, и рощица ласкает твой подбородок. А там, где, белея, редеет - колосок одинокий, случайный, тоскующий.
Его рука, стесняясь, неуклюже ищет тебя. Помогаешь, ведешь, износившуюся кожу сбрасывая, обнажаешь, вверяешь, и он скользит по тебе, едва понимая, что делает.
Ласкаешь, и под ладонью, под языком, его плоть раздвигается, и ты готовую покориться, ее покоряешь. Вы оба в слегка сладковатом и одуряющем, как летний жаркий жасмин, запахе неожиданно ощущаете одинокую, непривычно грубоватую ноту.
Светлым сном, видением солнечным будет являться сторожка в густые псовые ночи, берлогу одинокую обложившие. Хочется верить, что и ему - светлым сном.
Или - небо вздрогнет, молнией рассеченное, и через миг громыхнет: "Ату!" Понесется, прокатится, со всех сторон завизжит:
- Ату! Ату! Ату его!
Стихло, увязло в сугробах. Замерло, оборвавшись топотом, гиканьем, лаем - впереди, справа и слева, слева и справа.
Назад! Сзади река! Обломится лед!
И - рвануться от вонючего лая, от смрадного гона, на реку, на лед.
За видением солнечным, сном светлым, обломившимся под ногами.

Comments
Загнул. Мразь голубая! Душить таких!

А Караваджо тоже бы задушил? А ведь тот сильно любил парней и замечательно их рисовал! Гляньте хоть на Давида с головой Голиафа. Не удивлюсь, если отыщут под нынешним слоем предшествующий, на котором они, как Иоанн-креститель в пустыне, а, может, и без повязок на бедрах.